«Белое пятно»
История героической обороны Брестской крепости, сегодня известная миллионам, после войны была восстановлена буквально по крупицам.
О подвиге, совершенном советскими воинами в первые дни Великой Отечественной, впервые стало известно только в 1942 году из захваченных немецких документов. Однако информация эта была обрывочной и неполной. Даже после освобождения Бреста советскими войсками в 1944 году оборона крепости в июне 1941 года оставалась «белым пятном» в истории войны. Только годы спустя при разборе завалов стали находить документальные свидетельства героизма защитников крепости.
Имена героев стали известны во многом благодаря писателю и историку Сергею Сергеевичу Смирнову, автору книги «Брестская крепость», который нашел многих оставшихся в живых участников обороны и на основе их свидетельств восстановил трагические события июня 1941 года.
Среди тех, кого нашел и о ком написал Сергей Смирнов, был и Петя Клыпа, один из первых юных героев Великой Отечественной войны.
Воспитанник музвзвода
Петя Клыпа родился 23 сентября 1926 года в Брянске в семье железнодорожника. Он рано потерял отца, и на воспитание к себе мальчика взял старший брат Николай Клыпа, офицер Красной армии.
В 11 лет Петя Клыпа стал воспитанником музыкантского взвода 333-го стрелкового полка. Командовал взводом его брат, лейтенант Николай Клыпа.
В 1939 году 333-й стрелковый полк участвовал в освободительном походе Красной Армии в Западную Белоруссию, после чего местом его дислокации стала Брестская крепость.
Петя мечтал о карьере военного и предпочитал занятиям в школе строевую подготовку и репетиции в музыкантском взводе. Впрочем, за тем, чтобы мальчик не отлынивал от учебы, следили и брат, и командование.
21 июня 1941 года воспитанник музвзвода Клыпа провинился. Знакомый музыкант из Бреста уговорил Петю в этот день поиграть в оркестре на стадионе во время спортивных соревнований. Петя рассчитывал вернуться в часть до того, как заметят его отсутствие, однако не вышло. К его возвращению лейтенант Клыпа уже был проинформирован о «самоволке» подчиненного, и вместо вечернего киносеанса Петр был отправлен разучивать партию трубы из увертюры к опере «Кармен», которую как раз репетировал полковой оркестр.
Закончив урок, Петя встретился с другим воспитанником музвзвода, Колей Новиковым, который был на год старше него. Мальчишки договорились на следующее утро отправиться на рыбалку.
Маленький солдат
Однако этим планам не суждено было сбыться. Разбудил Петра грохот взрывов. Казарма рушилась под огнем противника, вокруг лежали раненые и убитые солдаты. Несмотря на контузию, подросток схватил винтовку и вместе с другими бойцами готовился встретить врага.
В других обстоятельствах Петю, как и других воспитанников частей, находившихся в крепости, эвакуировали бы в тыл. Но крепость вступила в бой, и Петр Клыпа стал полноправным участником ее обороны.
Ему поручали то, с чем мог справиться только он - маленький, юркий, шустрый, менее заметный для врагов. Он ходил в разведку, был связным между разрозненными подразделениями защитников крепости.
На второй день обороны Петя вместе с закадычным приятелем Колей Новиковым обнаружили чудом уцелевший склад боеприпасов и доложили о нем командиру. Это было поистине драгоценной находкой - у солдат подходили к концу патроны, а обнаруженный склад позволил продолжить сопротивление.
Бойцы пытались беречь отважного паренька, но он рвался в самое пекло, участвовал в штыковых атаках, стрелял по фашистам из пистолета, который Петя взял на том самом обнаруженном им складе.
Порой Петр Клыпа творил невозможное. Когда закончились бинты для раненых, он нашел в развалинах разбитый склад медсанчасти и сумел вытащить перевязочные средства и доставить их медикам.
Защитников крепости мучила жажда, а добраться до Буга взрослые не могли из-за перекрестного огня противника. Отчаянный Петька раз за разом прорывался к воде и приносил во фляжке живительную влагу. В развалинах он находил продукты для беженцев, прятавшихся в подвалах крепости. Петр сумел добраться даже до разбитого склада Военторга и принес рулон материи для полураздетых женщин и детей, которых нападение гитлеровцев застало врасплох.
Когда положение 333-го стрелкового полка стало безнадежным, командир, спасая жизни женщин и детей, приказал им сдаться в плен. То же предложили Пете. Но мальчишка возмутился - он воспитанник музыкантского взвода, боец Красной Армии, он никуда не уйдет и будет сражаться до конца.
Одиссея брестского Гавроша
В первых числах июля у защитников крепости подходили к концу патроны, и командование решило предпринять отчаянную попытку прорыва в сторону Западного острова с тем, чтобы потом повернуть к востоку, переплыть рукав Буга и мимо госпиталя на Южном острове пробраться в окрестности Бреста.
Прорыв завершился неудачей, большинство его участников погибли, но Петя оказался в числе тех немногих, кому удалось добраться до окрестностей Бреста. Но здесь, в лесу, он с несколькими товарищами был взят в плен.
Его загнали в колонну военнопленных, которую уводили за Буг. Через некоторое время рядом с колонной появилась машина с операторами немецкой кинохроники. Они снимали понурых, израненных пленных солдат, и вдруг шедший в колонне мальчишка погрозил кулаком прямо в объектив камеры.
Хроникеров это привело в ярость - еще бы, маленький негодяй портит отличный сюжет. Петю Клыпу (а именно он был этим смельчаком) конвоиры избили до полусмерти. Потерявшего сознание мальчика пленные несли на руках.
Так Петя Клыпа оказался в лагере для военнопленных в польском городе Бяла Подляска. Придя в себя, он нашел там закадычного приятеля Колю Новикова и других мальчишек из Брестской крепости. Спустя некоторое время они сбежали из лагеря.
Бои шли уже очень далеко от Белоруссии, и пробиваться к своим вместе с Петей осенью 1941 года решился только Володя Казьмин. Они прошли несколько сот километров по оккупированной немцами территории, но во время ночевки в одной из деревень их схватили полицаи.
Через несколько дней мальчишек вместе с местной молодежью погрузили в вагоны и отправили на принудительные работы в Германию. Так Петя Клыпа стал батраком у немецкого крестьянина в Эльзасе. Из неволи его освободили в 1945 году.
Соучастник
Освобожденный Петр Клыпа вернулся в родной Брянск. О подвиге защитников Брестской крепости, как уже говорилось, тогда мало что было известно. А к тому времени, когда писатель Сергей Смирнов, узнавший о Пете Клыпе из рассказов участников обороны, стал разыскивать «советского Гавроша», тот уже сидел в лагере под Магаданом.
Нет, Петр Клыпа вовсе не стал жертвой политических репрессий. Подвела его, как ни странно, верность дружбе. Лева Стотик был школьным товарищем Петра Клыпы, и они близко сошлись после войны.
Гражданин Стотик промышлял спекуляцией и грабежами, сумев втянуть в это дело и Петра Клыпу. Во время грабежей приятель Клыпы не стеснялся пускать в ход нож и пистолет, чему Петр не препятствовал, получая долю от награбленного. Несколько жертв ограблений пострадали, а одного человека Стотик убил.
Ни доносить на товарища, ни являться с повинной Петр Клыпа не стал. Весной 1949 года Клыпу и его подельника Стотика арестовали.
Законы того времени были суровы. За спекуляцию и бандитизм Петр Сергеевич Клыпа получил 25 лет лагерей.
Суровое наказание и позор сломали вчерашнего героя Брестской крепости. В лагере он даже попытался покончить с собой, оставшись лежать на морозе, когда все остальные заключенные ушли со стройки железной дороги. Однако его нашли и спасли, хотя несколько отмороженных пальцев на ногах пришлось ампутировать.
Память
Изменил жизнь Петра Клыпы писатель Сергей Смирнов, который сумел добиться в инстанциях смягчения сурового приговора.
После семи лет тюрьмы он приехал в Брянск, устроился на завод, обзавелся семьей. Благодаря книге Сергея Смирнова «Брестская крепость» имя Петра Клыпы стало известно всему Советскому Союзу, его именем называли пионерские дружины, юного героя Брестской крепости приглашали на торжественные мероприятия. За мужество и героизм в боях с немецко-фашистскими захватчиками Петр Клыпа был награжден орденом Отечественной войны 1-й степени.
Пережитые испытания не могли не сказаться на его здоровье. Он ушел из жизни в декабре 1983 года, в возрасте 57 лет.
Благодаря книге Сергея Смирнова, Петр Клыпа стал самым известным из юных защитников Брестской крепости. Самым известным, но не единственным. Вместе с ним наравне со взрослыми приняли первый удар фашистов такие же, как и Петя, воспитанники воинских частей, находившихся в крепости, - Володя Казьмин, Володя Измайлов, Коля Новиков, Петя Котельников .
Вечная им слава и низкий поклон.
Петр Клыпа родился 23 сентября 1926 года в Брянске в семье железнодорожника (по другим данным он родился в 1927 году). Рано потерял отца, и на воспитание мальчика взял старший брат Николай Клыпа, офицер Красной армии. Лейтенант Николай Клыпа командовал музыкантским взводом 333-го стрелкового полка, воспитанником которого стал Клыпа. В 1939 году этот полк участвовал в присоединении западных районов Польши, после чего местом его дислокации стала Брестская крепость. 21 июня 1941 года Петя вместе с другом Колей Новиковым, мальчиком старше его на год или полтора, который тоже был воспитанником в музвзводе, смотрели кино в Брестской крепости. Там было особенно людно. Вечером Петя решил не возвращаться домой, а переночевать в казармах вместе с Колей, а наутро мальчики собирались отправиться на рыбалку. Они еще не знали, что проснутся среди грохочущих взрывов, видя вокруг себя кровь и смерть... Штурм крепости начался 22 июня в третьем часу ночи. Вскочившего с постели Петю взрывом отбросило на стену. Он сильно ударился и потерял сознание. Придя в себя, мальчик тут же схватился за винтовку. Он справился с волнением и во всем помогал старшим товарищам. В следующие дни обороны Петя ходил в разведку, таскал боеприпасы и медицинские препараты для раненых. Все время рискуя жизнью, Петя выполнял трудные и опасные задания, участвовал в боях и в то же время был всегда весел, бодр, постоянно напевал какую-то песенку, и один вид этого удалого, неунывающего мальчика поднимал дух бойцов, прибавлял им силы. Что уж говорить: сызмала он выбрал для себя военное призвание, глядя на старшего брата-лейтенанта, и хотел стать командиром Красной Армии (из книги С.С. Смирнова "Брестская крепость", 1965 год). Когда положение в крепости стало безнадежным, детей и женщин решили отправить в плен, чтобы попытаться спасти. Когда об этом сказали Пете, мальчик был возмущен. "Разве я не красноармеец?", - с негодованием спросил он командира. Позже Пете с товарищами удалось переплыть реку и прорваться сквозь кольцо немцев. Его взяли в плен, и даже там Петя смог отличиться. Ребят пристроили к большой колонне военнопленных, которую под сильным конвоем вели за Буг. Их снимала группа немецких операторов - для военной хроники. Вдруг весь черный от пыли и пороховой копоти, полураздетый и окровавленный мальчик, шедший в первом ряду колонны, поднял кулак и погрозил прямо в объектив кинокамеры. Надо сказать, что этот поступок не на шутку взбесил немцев. Парнишку едва не убили. Петр Клыпа оказался в лагере для военнопленных в польском городе Бяла-Подляска, из которого через короткое время бежал вместе с Володей Казьминым. Ребята проникли в Брест, где прожили около месяца. Затем при выходе из окружения их схватили полицаи. Через несколько дней мальчишек погрузили в вагоны и отправили на принудительные работы в Германию. Так Клыпа стал батраком у немецкого крестьянина в деревне Гогенбах в Эльзасе. Из неволи его освободили американские войска в 1945 году. Летом 1945 года Петр Клыпа был передан на сторону советских войск, после чего доставлен в город Дессау. Затем в город Люкенвальд, где прошел фильтрацию и был мобилизован в Красную армию. В ноябре 1945 года был уволен в запас. В этом же году он вернулся в родной Брянск, где он встретился со своим довоенным другом Лёвой Стотиком, который промышлял спекуляцией и грабежами, сумев втянуть в это дело и Клыпу. Весной 1949 года Клыпу и Стотика арестовали. 11 мая 1949 года военный трибунал Брянского гарнизона, рассмотрев в закрытом судебном заседании дело по обвинению Стотика и Клыпы, приговорил: Клыпу Петра Сергеевича заключить в ИТЛ по ст. 107 УК РСФСР (спекуляция) сроком на 10 лет и по ст. 50-3 УК РСФСР (бандитизм) сроком на 25 лет, без поражения в правах, с конфискацией всего имущества. Писатель Сергей Смирнов, который разузнал о военной судьбе молодого Петра, сумел добиться смягчения приговора. После семи лет тюрьмы Клыпа приехал в Брянск, устроился на завод, обзавелся семьей. Умер он в декабре 1983 года.
Много месяцев продолжалась наша переписка с Петром Клыпой. Почти каждую
неделю я получал письма из Магаданской области с его воспоминаниями, которые
он писал по вечерам, в свободные часы после работы. В ответ я посылал ему
новые вопросы, просил уточнить подробности тех или иных эпизодов обороны.
Я обратил внимание на то, что в своих воспоминаниях Клыпа очень скромен
в отношении себя. Он почти ничего не писал о себе, но рассказывал главным
образом о своих боевых товарищах. И вообще, по мере того как развертывалась
наша переписка, из его писем вставал передо мной образ отнюдь не
преступника, а человека неиспорченного, честного, с добрым сердцем, с
хорошей душой.
В это время я поближе познакомился и с его семьей: с сестрой -
переводчицей одного из научно-исследовательских институтов, с ее мужем -
инженером-нефтяником, с матерью Петра, которая тогда жила здесь, в Москве, у
дочери. Затем как-то приехал погостить в столицу его брат, подполковник
Николай Клыпа.
Они много рассказывали мне о Петре, познакомили меня с его биографией,
своеобразной и нелегкой, но в которой не было никаких оснований для того,
чтобы он стал преступником.
Петр Клыпа был сыном старого большевика, железнодорожника из Брянска. В
раннем детстве он потерял отца и еще двенадцатилетним мальчиком пошел в
качестве воспитанника в ряды Красной Армии, мечтая стать военным. Два его
брата были офицерами Красной Армии. Один из них погиб при выполнении
служебного задания на Дальнем Востоке, а другой, Николай, как я уже сказал,
был сейчас подполковником.
Красная Армия стала для мальчика второй матерью и родным домом. Он
полюбил строгую четкость, размеренную организованность армейской жизни, и
требования воинской дисциплины никогда не тяготили его, несмотря на всю
живость характера. В мальчишеских мечтах он уже видел себя командиром, и его
любимым героем был смелый пограничник Карацупа, о котором в те годы много
писали в газетах и журналах.
А сколько повидал он за эти два года своей армейской службы! Осенью
1939 года он с войсками участвовал в освободительном походе в Западную
Белоруссию. А еще год спустя, когда Красная Армия вступила в Латвию, он шел
с барабаном впереди своего полка, около знамени, аккуратный, подтянутый,
гордый собою солдатик.
Где бы ни находился полк, командование и брат Николай внимательно
следили за тем, чтобы Петя не прекращал учиться в школе. И хотя мальчик в
глубине души предпочитал строевую подготовку или музыкальные занятия
некоторым скучноватым урокам, он и в классе старался не отставать от других,
боясь заслужить замечание командира. Он был одновременно и полковым
музыкантом и школьником, бойцом и по-детски живым мальчуганом. И как-то так
получалось, что его любили все - и родные, и командиры, и учителя, и
товарищи-бойцы, и сверстники по школе.
Все, что мне рассказывали о Пете Клыпе его знакомые, друзья и родные,
говорили о нем только с положительной стороны. Его все характеризовали как
настоящего советского человека, как парня с хорошими задатками, с доброй
душой, бескорыстного, искреннего и честного, прекрасного товарища, всегда
готового прийти на помощь другим.
Было просто непонятно, как мог этот человек стать преступником. Я решил
в конце концов узнать, в чем заключается вина Петра Клыпы. В одном из писем
я попросил его рассказать мне без утайки о своем преступлении, и он в ответ
подробно описал сущность дела. Оказалось, что сам он не совершал никакого
преступления. Это преступление, немалое и тяжкое, совершил в его присутствии
его бывший школьный товарищ, и Петр Клыпа, поддавшись ложному чувству
дружбы, вовремя не сообщил о происшедшем, дав возможность преступнику
продолжать свою опасную деятельность, и тем самым по закону оказался
соучастником преступления.
Видимо, следователь отнесся недобросовестно и даже предвзято к его
делу. Петр Клыпа был объявлен прямым соучастником преступника и потому
получил исключительно тяжелое наказание - 25 лет заключения - и отправлен на
север страны.
Как ни закален он был всей своей нелегкой предыдущей жизнью, этот удар
почти сразил его. Он видел смерть и кровь, он ежечасно рисковал жизнью в
страшные дни обороны Брестской крепости. Но то была война, и он, как воин,
боролся с врагами Родины, с врагами своего народа. Позже он испытал все муки
плена, все унижения рабского труда на немецкой каторге. Но он знал, что это
творит с ним ненавистный враг.
Теперь все было иначе. Теперь он получил наказание от своей Родины,
горячо любимой и бесконечно дорогой для него. И это наказание морально было
страшнее всего, что он уже пережил.
Он понимал, что виноват, и готов был понести заслуженную кару. Но кара
оказалась слишком тяжкой для него. Да и не в нем было дело. Главное
заключалось в том, что он как бы опорочил своих близких, как бы бросил тень
на своих родных - мать, братьев, сестру, - честных советских людей,
надеявшихся на него, веривших ему. Одна мысль об этом заставляла его
ненавидеть и проклинать себя. И Петр Клыпа, неизменно бодрый,
жизнерадостный, никогда и ни при каких обстоятельствах не унывавший, вдруг
впервые почувствовал, что он не хочет больше жить. Приговор собственной
совести оказался строже чересчур строгого решения суда - он сам приговорил
себя к смерти.
Он привык выполнять свои решения. Там, на севере, где заключенные
работали на стройке железной дороги, он в один метельный и морозный день не
ушел после работы вместе с другими, а, незаметно отойдя в сторону, лег в
снег. Он лежал неподвижно, и вскоре холодный озноб сменился приятным,
усыпляющим теплом, и Петр Клыпа заснул легким смертным сном замерзающего
человека.
Его нашли уже полузанесенного вьюгой, но еще живого. Три месяца он
пролежал в лазарете. Несколько отмороженных и ампутированных пальцев на
ногах да частая ноющая боль в боку остались навсегда напоминанием об этой
неудавшейся смерти. Но больше он уже не пытался покончить с собой. Жизнь
опять победила в нем.
Он решил честно, старательно работать и скорее заслужить прощение
Родины. После постройки дороги его направили в Магаданскую область, где он
стал автослесарем в гараже, а потом был послан работать на шахты. Всюду в
его личном деле отмечались поощрения, и никогда туда не было записано ни
одного взыскания. Так он отбыл шесть лет своего срока.
[Собрав все, какие только удалось добыть, сведения о деле Петра Клыпы,
я пришел к твердому убеждению, что вина его сильно преувеличена и наказание,
которое его постигло, явно было излишне жестоким. Я попросил товарищей из
Главной военной прокуратуры, которые помогли мне в свое время
реабилитировать А. М. Филя, теперь ознакомиться с делом Петра Клыпы и
высказать свое мнение. Дело было затребовано в Москву, его проверили, и мои
предположения подтвердились. Вина Петра Клыпы была не столь уж велика, и,
учитывая его героическое поведение в Брестской крепости, смело можно было
ходатайствовать об отмене или смягчении наказания.]
Я начал с того, что написал старшине Игнатюку в Брест и Валентине
Сачковской в Пинск. Я просил их обоих письменно изложить все то, что они мне
когда-то рассказывали о героических поступках Пети Клыпы во время боев в
Брестской крепости, а потом заверить свои подписи печатью и прислать эти
свидетельства мне. Сам же я написал подробное заявление на имя Председателя
Президиума Верховного Совета Союза ССР Ворошилова. Приложив к своему
заявлению свидетельства Игнатюка и Сачковской, я отправил все эти документы
в Президиум Верховного Совета СССР.
Там, в Президиуме, внимательно, на протяжении нескольких месяцев
занимались этим делом. Были проверены все обстоятельства, запрошены
характеристики на Петра Клыпу с места его прежней работы и из заключения.
Все эти характеристики оказались самыми лучшими. А существо дела было таким,
что давало полную возможность ставить вопрос о помиловании.
Короче говоря, в начале января 1956 года я получил от Пети Клыпы
"Здравствуйте, Сергей Сергеевич! - писал мне Петя Клыпа. - Я Вам не
могу описать своей радости! Такое счастье бывает только один раз в жизни! 26
декабря я оставил жилье, в котором пробыл почти семь лет.
В поселке мне объявили, что все перевалы, вплоть до Магадана, закрыты,
машины не ходят, придется ждать открытия перевалов до Ягодного, где я должен
получать документы.
Машины и открытия перевалов я не стал ждать - пошел пешком. Прошел
благополучно перевал и пришел в поселок. Там мне сказали, что дальше идти
нельзя. Ягодинский перевал закрыт, имеются жертвы пурги и мороза. Но я
пошел. Уже на самом Ягодинском перевале обморозил лицо немного и стал похож
на горевшего танкиста. Но это через две недели будет незаметно. И вот так
около 80 километров я шел, веря в свою судьбу. Вернее, и шел и полз.
Придя в Ягодное, я узнал, что с Магаданом вторую неделю сообщения нет.
Дали мне пока что временное удостоверение до получения соответствующего
письменного документа из Москвы, который должен скоро прийти, и тогда я
на работу в автобазу слесарем 6-го разряда. Буду работать, пока не получу
паспорт, и тогда буду спешить встретиться с Вами и моими родными, с моей
мамочкой, которая потеряла все свое здоровье из-за меня".
Так началась новая, третья по счету жизнь Петра Клыпы. Первой было его
детство, внезапно оборванное в 1941 году войной и пленом. Потом был
короткий, четырехлетний период послевоенной жизни в Брянске, который
закончился так трагически в арестантском вагоне, увозившем его на север. И
вот уже взрослым, почти тридцатилетним человеком он, прощенный Родиной,
снова вступал в свободную трудовую жизнь. И ему самому, и всем нам, знавшим
его, очень хотелось, чтобы эта третья жизнь Петра Клыпы была счастливой и
плодотворной.
Спустя полтора месяца Петя Клыпа приехал в Москву. В потертой
солдатской шинели, в больших сапогах пришел он в первый раз ко мне. Мы
крепко обнялись, и он от волнения долго не мог выговорить ни слова. А потом
мы несколько часов беседовали с ним. Я был рад увидеть, что все пережитое им
не наложило на него никакого тяжелого отпечатка: передо мной был молодой,
жизнерадостный, полный энергии и бодрости человек.
А когда мы поближе познакомились с ним, я понял, что не ошибся, поверив
в Петра: в нем чувствовался действительно человек хорошей души, доброго
сердца, и то, что произошло с ним, несомненно, было какой-то нелепой
случайностью в его до этого безупречной, героической биографии.
Петя Клыпа пробыл в Москве некоторое время, а затем уехал жить к себе
на родину - в город Брянск. Я написал письмо первому секретарю Брянского
горкома партии с просьбой оказать помощь Пете Клыпе. Мне хотелось, чтоб он,
начиная новую жизнь, мог устроиться в хорошем заводском коллективе, чтобы у
него была возможность одновременно работать и учиться.
Вскоре я получил ответ от секретаря Брянского горкома партии Николая
Васильевича Голубева. Он сообщил мне, что горком уже помог Клыпе: его
устроили работать на новый передовой завод в Брянске - завод "Строймашина" -
пока учеником токаря, и что ему будет предоставлена возможность с осени
начать занятия в школе рабочей молодежи.
С тех пор прошло уже несколько лет. Петр Клыпа работает на том же
заводе дорожных машин. Теперь он токарь шестого разряда, один из лучших
рабочих, отличник производства, и его фотография не сходит с заводской Доски
почета. Он уже окончил семь классов вечерней школы для взрослых, но дальше
не стал продолжать свое образование. Там, на заводе, в жизни его произошло
очень важное событие - передовой токарь своего цеха Петр Клыпа был
единодушно принят в ряды КПСС. Как и положено коммунисту, он ведет сейчас
большую общественную работу: по заданиям горкома партии и горкома комсомола
выступает на предприятиях города, в колхозах области, в воинских частях со
своими воспоминаниями.
Но особенно часто приглашают его к себе пионеры и школьники. И для них
этот взрослый рабочий человек, Петр Сергеевич Клыпа, остается и, наверное,
останется до конца своих дней маленьким храбрым солдатом, Гаврошем Брестской
крепости - Петей Клыпой.
В скромном уютном домике, который после войны построил своими руками
Петя в поселке Володарского на окраине Брянска, снова живет большая семья
Клыпы. Петя женился, и жена, и мать, а теперь и двое детей - сын Сережа и
дочь Наташа - составляют его большую и дружную семью. Сюда же, в Брянск,
переехал из Сибири его брат, подполковник Николай Клыпа со своей женой и
детьми. Веселый кружок родных и друзей нередко собирается в домике Петра. И
ежедневным посетителем этого дома бывает местный почтальон, который пачками
носит Петру Клыпе адресованные ему письма. Пишут старые
товарищи-однополчане, сражавшиеся вместе с ним в крепости, пишут его юные
друзья-пионеры, пишут совсем незнакомые люди из разных уголков Советского
Союза и даже из-за рубежа. Они шлют слова привета и благодарности герою
Брестской крепости, желают ему счастья и удачи в жизни.
Я часто получаю письма от Пети Клыпы, а иногда, на праздники, он
навещает меня в Москве и рассказывает обо всех своих делах. Я вижу, что
перед ним раскрылось светлое, широкое будущее и он всячески старается
оправдать большое доверие, оказанное ему Родиной. Нет сомнения, что он
сумеет дополнить свою героическую военную биографию славными и такими же
героическими делами на фронте мирного труда.
А я мечтаю когда-нибудь написать для детей и юношества большую и
правдивую книгу о жизни Петра Клыпы, увлекательной и трудной, полной
настоящего героизма и тяжких испытаний, в которой были и славные победы, и
немалые ошибки, - жизни сложной, как всякая человеческая жизнь.
Много месяцев продолжалась наша переписка с Петром Клыпой. Почти каждую неделю я получал письма из Магаданской области с его воспоминаниями, которые он писал по вечерам, в свободные часы после работы. В ответ я посылал ему новые вопросы, просил уточнить подробности тех или иных эпизодов обороны.
Я обратил внимание на то, что в своих воспоминаниях Клыпа очень скромен в отношении себя. Он почти ничего не писал о себе, но рассказывал главным образом о своих боевых товарищах. И вообще, по мере того как развёртывалась наша переписка, из его писем вставал передо мной образ отнюдь не преступника, а человека неиспорченного, честного, с добрым сердцем, с хорошей душой.
В это время я поближе познакомился и с его семьёй: с сестрой – переводчицей одного из научно-исследовательских институтов, с её мужем – инженером-нефтяником, с матерью Петра, которая тогда жила здесь, в Москве, у дочери. Затем как-то приехал погостить в столицу его брат, подполковник Николай Клыпа.
Они много рассказывали мне о Петре, познакомили меня с его биографией, своеобразной и нелёгкой, но в которой не было никаких оснований для того, чтобы он стал преступником.
Пётр Клыпа был сыном старого большевика, железнодорожника из Брянска. В раннем детстве он потерял отца и ещё двенадцатилетним мальчиком пошёл в качестве воспитанника в ряды Красной Армии, мечтая стать военным. Два его брата были офицерами Красной Армии. Один из них погиб при выполнении служебного задания на Дальнем Востоке, а другой, Николай, как я уже сказал, был сейчас подполковником.
Красная Армия стала для мальчика второй матерью и родным домом. Он полюбил строгую чёткость, размеренную организованность армейской жизни, и требования воинской дисциплины никогда не тяготили его, несмотря на всю живость характера. В мальчишеских мечтах он уже видел себя командиром, и его любимым героем был смелый пограничник Карацупа, о котором в те годы много писали в газетах и журналах.
А сколько повидал он за эти два года своей армейской службы! Осенью 1939 года он с войсками участвовал в освободительном походе в Западную Белоруссию. А ещё год спустя, когда Красная Армия вступила в Латвию, он шёл с барабаном впереди своего полка, около знамени, аккуратный, подтянутый, гордый собою солдатик.
Где бы ни находился полк, командование и брат Николай внимательно следили за тем, чтобы Петя не прекращал учиться в школе. И хотя мальчик в глубине души предпочитал строевую подготовку или музыкальные занятия некоторым скучноватым урокам, он и в классе старался не отставать от других, боясь заслужить замечание командира. Он был одновременно и полковым музыкантом и школьником, бойцом и по-детски живым мальчуганом. И как-то так получалось, что его любили все – и родные, и командиры, и учителя, и товарищи-бойцы, и сверстники по школе.
Все, что мне рассказывали о Пете Клыпе его знакомые, друзья и родные, говорили о нём только с положительной стороны. Его все характеризовали как настоящего советского человека, как парня с хорошими задатками, с доброй душой, бескорыстного, искреннего и честного, прекрасного товарища, всегда готового прийти на помощь другим.
Было просто непонятно, как мог этот человек стать преступником. Я решил в конце концов узнать, в чём заключается вина Петра Клыпы. В одном из писем я попросил его рассказать мне без утайки о своём преступлении, и он в ответ подробно описал сущность дела. Оказалось, что сам он не совершал никакого преступления. Это преступление, немалое и тяжкое, совершил в его присутствии его бывший школьный товарищ, и Пётр Клыпа, поддавшись ложному чувству дружбы, вовремя не сообщил о происшедшем, дав возможность преступнику продолжать свою опасную деятельность, и тем самым по закону оказался соучастником преступления.
Видимо, следователь отнёсся недобросовестно и даже предвзято к его делу. Пётр Клыпа был объявлен прямым соучастником преступника и потому получил исключительно тяжёлое наказание – 25 лет заключения – и отправлен на север страны.
Как ни закалён он был всей своей нелёгкой предыдущей жизнью, этот удар почти сразил его. Он видел смерть и кровь, он ежечасно рисковал жизнью в страшные дни обороны Брестской крепости. Но то была война, и он, как воин, боролся с врагами Родины, с врагами своего народа. Позже он испытал все муки плена, все унижения рабского труда на немецкой каторге. Но он знал, что это творит с ним ненавистный враг.
Теперь всё было иначе. Теперь он получил наказание от своей Родины, горячо любимой и бесконечно дорогой для него. И это наказание морально было страшнее всего, что он уже пережил.
Он понимал, что виноват, и готов был понести заслуженную кару. Но кара оказалась слишком тяжкой для него. Да и не в нём было дело. Главное заключалось в том, что он как бы опорочил своих близких, как бы бросил тень на своих родных – мать, братьев, сестру, – честных советских людей, надеявшихся на него, веривших ему. Одна мысль об этом заставляла его ненавидеть и проклинать себя. И Пётр Клыпа, неизменно бодрый, жизнерадостный, никогда и ни при каких обстоятельствах не унывавший, вдруг впервые почувствовал, что он не хочет больше жить. Приговор собственной совести оказался строже чересчур строгого решения суда – он сам приговорил себя к смерти.
Он привык выполнять свои решения. Там, на севере, где заключённые работали на стройке железной дороги, он в один метельный и морозный день не ушёл после работы вместе с другими, а, незаметно отойдя в сторону, лёг в снег. Он лежал неподвижно, и вскоре холодный озноб сменился приятным, усыпляющим теплом, и Пётр Клыпа заснул лёгким смертным сном замерзающего человека.
Его нашли уже полузанесенного вьюгой, но ещё живого. Три месяца он пролежал в лазарете. Несколько отмороженных и ампутированных пальцев на ногах да частая ноющая боль в боку остались навсегда напоминанием об этой неудавшейся смерти. Но больше он уже не пытался покончить с собой. Жизнь опять победила в нём.
Он решил честно, старательно работать и скорее заслужить прощение Родины. После постройки дороги его направили в Магаданскую область, где он стал автослесарем в гараже, а потом был послан работать на шахты. Всюду в его личном деле отмечались поощрения, и никогда туда не было записано ни одного взыскания. Так он отбыл шесть лет своего срока.
Я начал с того, что написал старшине Игнатюку в Брест и Валентине Сачковской в Пинск. Я просил их обоих письменно изложить все то, что они мне когда-то рассказывали о героических поступках Пети Клыпы во время боев в Брестской крепости, а потом заверить свои подписи печатью и прислать эти свидетельства мне. Сам же я написал подробное заявление на имя Председателя Президиума Верховного Совета Союза ССР Ворошилова. Приложив к своему заявлению свидетельства Игнатюка и Сачковской, я отправил все эти документы в Президиум Верховного Совета СССР.
Там, в Президиуме, внимательно, на протяжении нескольких месяцев занимались этим делом. Были проверены все обстоятельства, запрошены характеристики на Петра Клыпу с места его прежней работы и из заключения. Все эти характеристики оказались самыми лучшими. А существо дела было таким, что давало полную возможность ставить вопрос о помиловании.
Короче говоря, в начале января 1956 года я получил от Пети Клыпы письмо, которое было датировано кануном новогоднего дня – 31 декабря 1955 года.
"Здравствуйте, Сергей Сергеевич! – писал мне Петя Клыпа. – Я Вам не могу описать своей радости! Такое счастье бывает только один раз в жизни! 26 декабря я оставил жильё, в котором пробыл почти семь лет.
В посёлке мне объявили, что все перевалы, вплоть до Магадана, закрыты, машины не ходят, придётся ждать открытия перевалов до Ягодного, где я должен получать документы.
Машины и открытия перевалов я не стал ждать – пошёл пешком. Прошёл благополучно перевал и пришёл в посёлок. Там мне сказали, что дальше идти нельзя. Ягодинский перевал закрыт, имеются жертвы пурги и мороза. Но я пошёл. Уже на самом Ягодинском перевале обморозил лицо немного и стал похож на горевшего танкиста. Но это через две недели будет незаметно. И вот так около 80 километров я шёл, веря в свою судьбу. Вернее, и шёл и полз.
Придя в Ягодное, я узнал, что с Магаданом вторую неделю сообщения нет. Дали мне пока что временное удостоверение до получения соответствующего письменного документа из Москвы, который должен скоро прийти, и тогда я получу паспорт и смогу двигаться дальше. До получения паспорта я устроился на работу в автобазу слесарем 6-го разряда. Буду работать, пока не получу паспорт, и тогда буду спешить встретиться с Вами и моими родными, с моей мамочкой, которая потеряла все своё здоровье из-за меня".
Так началась новая, третья по счёту жизнь Петра Клыпы. Первой было его детство, внезапно оборванное в 1941 году войной и пленом. Потом был короткий, четырехлетний период послевоенной жизни в Брянске, который закончился так трагически в арестантском вагоне, увозившем его на север. И вот уже взрослым, почти тридцатилетним человеком он, прощённый Родиной, снова вступал в свободную трудовую жизнь. И ему самому, и всем нам, знавшим его, очень хотелось, чтобы эта третья жизнь Петра Клыпы была счастливой и плодотворной.
Спустя полтора месяца Петя Клыпа приехал в Москву. В потёртой солдатской шинели, в больших сапогах пришёл он в первый раз ко мне. Мы крепко обнялись, и он от волнения долго не мог выговорить ни слова. А потом мы несколько часов беседовали с ним. Я был рад увидеть, что все пережитое им не наложило на него никакого тяжёлого отпечатка: передо мной был молодой, жизнерадостный, полный энергии и бодрости человек.
А когда мы поближе познакомились с ним, я понял, что не ошибся, поверив в Петра: в нём чувствовался действительно человек хорошей души, доброго сердца, и то, что произошло с ним, несомненно, было какой-то нелепой случайностью в его до этого безупречной, героической биографии.
Петя Клыпа пробыл в Москве некоторое время, а затем уехал жить к себе на родину – в город Брянск. Я написал письмо первому секретарю Брянского горкома партии с просьбой оказать помощь Пете Клыпе. Мне хотелось, чтоб он, начиная новую жизнь, мог устроиться в хорошем заводском коллективе, чтобы у него была возможность одновременно работать и учиться.
Вскоре я получил ответ от секретаря Брянского горкома партии Николая Васильевича Голубева. Он сообщил мне, что горком уже помог Клыпе: его устроили работать на новый передовой завод в Брянске – завод «Строймашина» – пока учеником токаря, и что ему будет предоставлена возможность с осени начать занятия в школе рабочей молодёжи.
С тех пор прошло уже несколько лет. Пётр Клыпа работает на том же заводе дорожных машин. Теперь он токарь шестого разряда, один из лучших рабочих, отличник производства, и его фотография не сходит с заводской Доски почёта. Он уже окончил семь классов вечерней школы для взрослых, но дальше не стал продолжать своё образование. Там, на заводе, в жизни его произошло очень важное событие – передовой токарь своего цеха Пётр Клыпа был единодушно принят в ряды КПСС. Как и положено коммунисту, он ведёт сейчас большую общественную работу: по заданиям горкома партии и горкома комсомола выступает на предприятиях города, в колхозах области, в воинских частях со своими воспоминаниями.
Но особенно часто приглашают его к себе пионеры и школьники. И для них этот взрослый рабочий человек, Пётр Сергеевич Клыпа, остаётся и, наверное, останется до конца своих дней маленьким храбрым солдатом, Гаврошем Брестской крепости – Петей Клыпой.
В скромном уютном домике, который после войны построил своими руками Петя в посёлке Володарского на окраине Брянска, снова живёт большая семья Клыпы. Петя женился, и жена, и мать, а теперь и двое детей – сын Серёжа и дочь Наташа – составляют его большую и дружную семью. Сюда же, в Брянск, переехал из Сибири его брат, подполковник Николай Клыпа со своей женой и детьми. Весёлый кружок родных и друзей нередко собирается в домике Петра. И ежедневным посетителем этого дома бывает местный почтальон, который пачками носит Петру Клыпе адресованные ему письма. Пишут старые товарищи-однополчане, сражавшиеся вместе с ним в крепости, пишут его юные друзья-пионеры, пишут совсем незнакомые люди из разных уголков Советского Союза и даже из-за рубежа. Они шлют слова привета и благодарности герою Брестской крепости, желают ему счастья и удачи в жизни.
Я часто получаю письма от Пети Клыпы, а иногда, на праздники, он навещает меня в Москве и рассказывает обо всех своих делах. Я вижу, что перед ним раскрылось светлое, широкое будущее и он всячески старается оправдать большое доверие, оказанное ему Родиной. Нет сомнения, что он сумеет дополнить свою героическую военную биографию славными и такими же героическими делами на фронте мирного труда.
А я мечтаю когда-нибудь написать для детей и юношества большую и правдивую книгу о жизни Петра Клыпы, увлекательной и трудной, полной настоящего героизма и тяжких испытаний, в которой были и славные победы, и немалые ошибки, – жизни сложной, как всякая человеческая жизнь.
Пётр Сергеевич Клыпа (1926-1983) - активный участник обороны Брестской крепости в годы Великой Отечественной войны
Родился 23 сентября 1926 года в Брянске в семье железнодорожника (по другим данным он родился в 1927 году). Рано потерял отца. До 1939 года жил с матерью в Брянске.
В 1939 году Петю забрал к себе старший брат Николай Клыпа - командир Красной армии. Лейтенант Николай Клыпа командовал музыкантским взводом 333-го стрелкового полка 6-й стрелковой дивизии. Петр стал воспитанником этого взвода.
С октября 1939 года, после завершения похода советских войск в Польшу, части 6-й стрелковой дивизии разместились в районе города Брест-Литовск и прилегающих к нему районах севернее реки Мухавец, приняв несение гарнизонной службы в Бресте и охрану государственной границы по реке Западный Буг в районе Бреста. Казармы 333-го стрелкового полка размещались непосредственно в цитадели Брестской крепости.
Оборона Брестской крепости
Петя вместе с семьей брата жил в одном из домов комсостава вне крепости, но как раз накануне начала войны, в субботу, 21 июня 1941 года, за самовольную отлучку в Брест (знакомый музыкант из города уговорил его ненадолго пойти на брестский стадион, где проходили в тот день спортивные соревнования, и поиграть там на трубе в оркестре) получил взыскание от брата и остался ночевать в казармах вместе с другим воспитанником музвзвода Колей Новиковым. Проснулись приятели уже от разрывов снарядов, сотрясавших крепость.
Здесь же в казарме Петр Клыпа с первых минут войны присоединился к группе бойцов 333-го стрелкового полка, оказавших организованное сопротивление начавшим штурм крепости немцам. Мальчик стал ходить в разведку по крепости, выполняя поручения командиров. На второй день войны Петя Клыпа и Коля Новиков, отправившись в очередную разведку, обнаружили в одном из помещений соседних кольцевых казарм, находящихся по другую сторону Тереспольских ворот, еще не поврежденный бомбами и снарядами противника склад боеприпасов. Благодаря этой находке защитники крепости, сражавшиеся на этом участке, смогли продолжать сопротивление еще много дней.
Старший лейтенант А. Е. Потапов, принявший в первые часы войны командование над бойцами 333-го полка, сделал Клыпу своим связным, и Петя носился по подвалам и полуразрушенным лестницам здания, выполняя его поручения. Также юркий и энергичный паренек не раз совершал вылазки на территорию крепости. Как то раз он нашел в одном месте полуразрушенный медицинский склад и принес в подвалы казармы перевязочный материал и кое-какие лекарства, что сильно помогло многим раненым. Не раз Петя Клыпа, рискуя жизнью, делал вылазки к берегу Буга за столь нужной защитникам крепости водой.
Когда положение защитников казарм совсем ухудшилось, командование решило отправить в плен женщин и детей, находившихся в подвалах. Пете, как подростку, тоже предложили идти в плен вместе с ними. Но мальчик категорически отказался от этого предложения. Клыпа принимал участие во всех дальнейших боях группы Потапова.
В первых числах июля боеприпасы были почти истрачены. Тогда было решено предпринять последнюю отчаянную попытку прорыва. Прорываться предполагалось не на север, где противник ожидал атак и держал наготове крупные силы, а на юг, в сторону Западного острова, с тем, чтобы потом повернуть к востоку, переплыть рукав Буга и мимо госпиталя на Южном острове пробраться в окрестности Бреста. Этот прорыв окончился неудачей - большинство его участников погибло или было захвачено в плен. Но Петру Клыпе удалось переплыть рукав Буга и с несколькими товарищами прорваться сквозь кольцо немцев. Несколько дней они бродили по лесу, пробираясь к Южному военному городку Бреста. В одну из ночей до предела измотанные, буквально валящиеся с ног от усталости бойцы расположились на ночлег на лесной поляне, а утром их сонных окружили и взяли в плен гитлеровцы.
Пребывание в плену и на оккупированной территории
Котельников Петр Павлович, перед войной бывший воспитанником музыкального взвода 44-го стрелкового полка 42-й стрелковой дивизии, также дислоцировавшегося в Брестской крепости, вспоминал о дальнейших событиях:
"Мы, пятеро мальчишек-воспитанников полков из Брестской крепости, оказались в лагере в Бяла-Подляске. Володя Измайлов, с которым мы ходили вместе в пятый класс, и семиклассник Володя Казьмин числились в штате 44-го стрелкового полка, Петя Клыпа и Коля Новиков - ребята из музыкантского взвода 333-го стрелкового полка. Казьмину и Клыпе было по пятнадцать лет, нам с Измайловым - по двенадцать. Еще были Влас Донцов и Степан Аксенов - они окончили школу и через год должны были служить действительную, но в лагере Влас, который был комсомольцем, попросил нас не выдать его. Мальчишек нашего возраста, вероятно, отпустили бы, как отпускали плененных в крепости женщин, но мы были в форме, которой так гордились, только уже без петлиц.
Лагерь представлял собой большой участок в поле на окраине города, огороженный высоким забором из колючей проволоки; через сто-двести метров стояли вышки с пулеметами. В темное время территория освещалась прожекторами. К проволочному заграждению было запрещено приближаться даже днем. По тем, кто подходил к проволоке или пытался сделать подкоп, охранники открывали огонь без предупреждения. Военнопленные сюда прибывали тысячами, и их продолжали вести колонну за колонной. Вероятно, это было что-то вроде пересыльного пункта. В лагере также находились уголовники, бывшие заключенные. Они собирались в группы и, случалось, издевались над пленными. Колючая проволока разбивала лагерь на сектора, перейти из одного в другой было нельзя…
Мы обратили внимание, что ежедневно небольшие группы пленных из тех, кто покрепче, по 10-15 человек выводят на работы. Пытались к ним пристроиться, но на пропускном пункте нас прогоняли. Однажды мы прознали, что немцы будут куда-то выводить большую колонну… Отобранных пленных сосредоточили возле проходной. Немцы зачитывали списки фамилий, несколько раз пересортировывали, люди переходили из группы в группу, пока, наконец, не определились человек 100-150, которых построили в колонну. Многие в этой колонне были одеты по гражданке. Куда поведут, никто не знал - могли в Германию, могли и на расстрел, - но мы решили, будь что будет, и пристроились к группе. В лагере долго не протянули бы: не знаю, как потом, а тогда на сутки давали 200-граммовую баночку несоленой перловой каши, и то не на всех хватало. На тридцатиградусной жаре мучила жажда. Каждое утро собирали на повозку умерших. Колонну повели в сторону Бреста. Оказалось, это были заключенные Брестской тюрьмы, которых немцы поначалу отправили в лагерь.
К группе пристроились не одни мы. Переодетый в гражданское старшина нашего взвода Кривоносов или Кривоногов улучил момент нас окликнуть и попросил не выдавать. Согласно нашему с ребятами плану, мы рассчитывали, проходя через какой-нибудь населенный пункт, отстать от колонны и спрятаться. Но с проселочных дорог нас быстро вывели на мощенный булыжником прямой брестский тракт и без привалов сопроводили в тюрьму. В камеры никого не загоняли, все двери оставались открыты, и перемещение внутри здания и во дворе было свободным. В проемах между лестничными маршами остались натянуты металлические сетки - некоторые устроились на них отсыпаться. В тюремном дворе стояла колонка, мы ее облепили и никак не могли напиться. Коле Новикову стало плохо, опухли руки, ноги, лицо. Старшие советовали меньше пить, а как было удержаться? К ограде подходили местные жители, искавшие родных, чтобы передать еду и одежду. Даже если не находили своих, все равно отдавали принесенное за ограду. Мы пробыли в тюрьме четверо суток. За это время удалось переодеться. Латаные штаны и рубахи не по росту превратили нас в деревенских оборванцев. В отличие от лагеря, в тюрьме не кормили вообще. Грязные, исхудалые, мы еле переставляли ноги. На второй-третий день людей начали выпускать. По списку вызывали на проходную, давали несколько сухарей и отпускали на все четыре стороны. Когда дошла очередь до нас, народу в тюрьме оставалось совсем немного. Принялись врать осматривавшему камеры офицеру, что мы из соседней деревни, принесли заключенным хлеб и за это сами попали за решетку. Немец поверил и вывел на проходную. Вроде сил не было, но за воротами помчались так, как в жизни не бегали, - пока немцы не передумали.
Собрались за собором и стали решать, что делать дальше. Петя Клыпа предложил идти по адресу его брата Николая, полкового дирижера, чья жена Аня, скорее всего, оставалась в городе. На улице Куйбышева нашли Аню и еще несколько командирских жен. Пару дней восстанавливали здесь силы и думали, как пробраться к линии фронта. Услышали, что на Пушкинской, в сторону переезда, немцы открыли детский приют. Ане самой было нечего есть, где уж кормить нашу ораву, и мы решили оформиться в казенное заведение. Администрация в приюте была русская. Записали фамилии, показали кровати и поставили на довольствие - нам того и надо. Пробыли здесь дней десять. Еврейским детям потом нашили желтые латы, а для нас режим был свободный, весь день предоставлены сами себе. Болтались по городу, приходили только кушать (картошка с килькой) и ночевать. На чердаке нашли спортинвентарь, много разного барахла и, главное, ящики с мылом - чрезвычайный дефицит. Перетаскали это мыло Ане Клыпе. Прошел слух, что старших детей будут увозить в Германию, а остальным улучшат питание, чтобы брать кровь. Мы решили: пора уходить.
Шоссейные дороги были забиты, и мы шли проселочными, держа направление на восток. Стоял август, на придорожном поле женщины жали серпами жито. Окликнули одну, попросили попить. Она дала водички и кислого молока, расспросила, кто такие. Мы рассказали правду: были в крепости, потом в лагере, а теперь идем к линии фронта. Женщина предложила: «Дело к вечеру, пойдем-ка к нам в Саки, это всего километр-два. Звали ее Матрена Галецкая, жила с мужем, детьми и старенькой матерью на самой окраине села. Мы помогли накопать картошки, с удовольствием поужинали и улеглись на сеновале. Утром хозяйка опять накормила. Соседи тоже принесли кое-что из продуктов, мы растолкали что за пазуху, что в сумку и продолжили путь. Тетка Матрена на прощание сказала: „Будет тяжело, возвращайтесь“. Так и вышло: в дороге я заболел и вернулся в деревню. И мальчишки вернулись, всех разобрали по семьям как рабочую силу. Петю взяла сама Матрена, Колю Новикова - соседи, Измайлова - родственники Матрены с хутора. А я был маленький, работник никудышный - никто и не брал. Пару недель жил с Петей у Матрены. Потом пришла соседка Настасья Зауличная: „Ладно, будет у нас гусей пасти и за дитями посмотрит, когда я в поле“, - переселила к себе. Осенью 1942-го Петя Клыпа и Володя Казьмин пошли искать партизан, дошли до Несвижа, там попали в облаву и были отправлены на хозяйство в Германию. Колю Новикова тоже вывезли как „арбайтера“. А я оставался в Саках…»
В Германии Петр Клыпа стал батраком у немецкого крестьянина в деревне Гогенбах в Эльзасе. Из неволи его освободили американские войска в 1945 году.
Летом 1945 года Пётр был передан на сторону советских войск, после чего доставлен в город Дессау. Затем в город Люкенвальд, где прошел фильтрацию и был мобилизован в Красную армию. В ноябре 1945 года был уволен в запас и вернулся в родной Брянск.