Оторванные от семей советские маршалы и офицеры во время войны находили утешение в объятиях военнослужащих женского пола. В мирной жизни их назвали бы любовницами, а на войне сократили до ППЖ походно-полевых жен, - пишет Владимир Гинда в рубрике Архив
в № 10 журнала Корреспондент
от 15 марта 2013 года.
.
Неудачи первого этапа войны вынудили советское руководство использовать все возможные человеческие ресурсы. Тем более что один из них - молодые женщины - на волне патриотического подъема сам массово стремился встать в ряды защитников родины.
Многие получили шанс внести вклад в победу - в годы войны в рядах Красной армии несли службу 800 тыс. женщин. Были созданы даже исключительно дамские части - три авиаполка, один из которых, ночной бомбардировочный, прославился как “ночные ведьмы”. Также получили известность и советские женщины-снайперы.
Однако большинство военнослужащих прекрасного пола прошли войну не с оружием в руках - они были врачами, санитарками, телефонистками, радистками.
История фронтовой любви, как правило, была короткой - если не смерть, то разлука после войны
Оторванные от дома, в окружении множества временно одиноких мужчин, женщины, выделявшиеся яркой внешностью, столкнулись с повышенным вниманием со стороны сослуживцев. Особенно настойчивыми были командиры разных рангов, имевших, в отличие от солдат, возможность “закрутить любовь” в относительно удобных условиях - в отдельных блиндажах и землянках.
По любви ли или по расчету, но некоторые женщины шли на долговременные отношения с этими “рыцарями” в погонах. Так на фронте появились так называемые походно-полевые жены (ППЖ). Даже у отдельных представителей высшего советского командования были подобные “супруги”.
История фронтовой любви, как правило, была короткой - если не смерть, то разлука после войны. Хотя некоторые ППЖ все же стали законными супругами “боевых” товарищей.
“В своей ППЖ мужчина часто находил такую силу и духовные ценности, которые навсегда отрывали его от предыдущей семьи, от детей. Сколько таких трагедий прошло перед моими глазами!” - писала в воспоминаниях известная оперная певица Галина Вишневская, пережившая блокаду Ленинграда и в 16-летнем возрасте отправившаяся служить в войска ПВО.
Маршальская любовь
Впрочем, само явление ППЖ не было массовым. Но оно осталось в памяти многих, особенно когда речь идет о воспоминаниях рядовых бойцов, кормивших вшей в окопах. Для них романы, которые крутило во фронтовых условиях командование, были чем-то запредельным.
Характерными выглядят воспоминания Николая Посылаева, ветерана войны. Предварительно извинившись перед всеми фронтовичками, он в одном из интервью высказал такую мысль: “Как правило, женщины, попав на фронт, быстро становились любовницами офицеров. А как иначе: если женщина сама по себе, домогательствам не будет конца. Другое дело, когда при ком-то… Походно-полевые жены были практически у всех офицеров”.
Доля правды в словах Посылаева невелика: далеко не все офицеры имели ППЖ. Чаще этим грешили представители высшего командования - генералы и маршалы.
Как правило, женщины, попав на фронт,быстро становились любовницами офицеров.
К примеру, у знаменитого коллаборациониста генерала Андрея Власова, создавшего под крылом гитлеровцев Русскую освободительную армию (РОА), до перехода на сторону врага были две ППЖ.
Первая - военврач Агнесса Подмазенко, на которой Власов даже собирался жениться. Именно она помогла генералу в 1941 году выбраться из его первого окружения - киевского котла.
Двигаясь вместе с Власовым по немецким тылам, чтобы соединиться со своими, “жена” разведывала дорогу, доставала продукты питания и одежду у местных жителей. Два с половиной месяца продолжалась эта эпопея, пока пара не догнала Красную армию под Курском.
Waralbum.ru
800 тыс. женщин сражались в рядах Красной армии. Они в прямом и переносном смыслах стали боевыми подругами
Подмазенко пробыла рядом с Власовым до января 1942-го, а затем генерал отправил свою беременную пассию в тыл. Там военврач родила сына, которого назвала Андреем. В дальнейшем Помазенко дали пять лет - “за связь с изменником родины”. Впрочем, законной супруге Власова повезло не больше: “за мужа” она получила больший срок - восемь лет.
Власов же, едва отправив Помазенко в тыл, нашел ей замену в лице поварихи Марии Вороновой. В июле 1942 года он вновь попал в окружение, и опять, как годом ранее под Киевом, пошел навстречу своим в компании ППЖ. Однако в итоге попал в плен и перешел на службу к немцам. Его спутницу отправили в лагерь, откуда Воронова бежала.
Повариха добралась до Риги, узнала, что ее генерал в Берлине, и отправилась туда. Прибыв же в столицу Третьего рейха, убедилась, что Власову она не нужна: лидер РОА в ту пору обхаживал Агенхельд Биденберг, сестру личного адъютанта рейхсминистра внутренних дел Генриха Гиммлера.
Хотя не только изменники родины были любвеобильны - маршалы победы тоже крутили романы.
Фронтовую зазнобу маршала Георгия Жукова звали Лидией Захаровой, она была медсестрой. Отношений они не скрывали, невзирая на то, что военачальник к тому времени уже два десятка лет жил в гражданском браке с Александрой Зуйковой.
Фронтовую зазнобу маршала Георгия Жукова звали Лидией Захаровой, она была медсестрой
Роман прославленного полководца и медсестры продолжался с осени 1941-го по 1948-й. Рассталась пара после того, как маршал завел новую любовь - военврача Галину Семенову, которая была младше Жукова на 30 лет и позднее стала его второй и последней законной супругой. Правда, о прежней ППЖ он не забыл и помог Захаровой, к тому времени вышедшей замуж, получить квартиру в Москве.
Еще один знаменитый советский полководец, маршал Константин Рокоссовский, со своей ППЖ врачом Галиной Талановой познакомился под Москвой в первый военный год. Таланова, пробегая мимо, не приложила руку к фуражке в армейском приветствии, и маршал сделал ей шутливое замечание: “Что же вы, товарищ офицер, не отдаете честь?!”.
С этой фразы и завязался их роман. Всю войну Рокоссовский прошел с ППЖ, хотя дома маршала ждала жена с маленькой дочкой. В 1945 году в Польше Таланова родила от Рокоссовского дочь, которую назвали Надеждой. Командующий не отказался от ребенка и дал ему свою фамилию, однако после войны вернулся к законной супруге.
Боевое крещение
Обычно рядовые бойцы и командиры к ППЖ относились с презрением, придумывали про них пошлые анекдоты, складывали скабрезные частушки. Вина за подобное пренебрежительное отношение частично лежала на самих “содержателях” ППЖ. Ведь эти мужчины, обладая большой властью, создавали любовницам очень комфортные по фронтовым меркам условия: “жены”, числясь на военных должностях, часто жили при штабе в тылу и о войне имели смутное представление.
Более того, в некоторых случаях с подачи ухажеров они даже умудрялись получать правительственные награды. Например, благодаря Жукову его возлюбленную Захарову наградили орденом.
Обычно рядовые бойцы и командиры к ППЖ относились с презрением, придумывали про них пошлые анекдоты, складывали скабрезные частушки
Забавную историю отношения фронтовиков к ППЖ описала Нина Смаркалова, фронтовичка-минометчица. Однажды к ней пришел комполка со своей девушкой и объявил, что привел нового бойца, которому надо показать, как стреляют минометы. Смаркалова решила подшутить над “новобранцем”. Для этого она вывела расчет минометчиков вместе с ППЖ комполка в поле. Стоял апрель, земля была мокрой. Если в таких условиях стрелять из миномета, то из-под его опорной плиты вылетают фонтаны грязи.
“Я ей [ППЖ] сказала встать точно в том месте, куда все это полетит, и скомандовала: “Беглый огонь!” - вспоминала Смаркалова. - Она не знала, что нужно закрывать прическу, лицо, форму. Я дала три выстрела”.
Смаркалова думала, что после такого “боевого крещения” комполка отправит ее саму на гауптвахту, но обошлось.
Что такое жизнь
На фронте от женщины, особенно если она была привлекательной, требовалось мужество, чтобы не стать любовницей какого-нибудь командира. Ведь вокруг роились кавалеры, причем многие были далеко не джентльменами. В такой ситуации путей спасения было два - либо постоянная связь с начальством, либо собственная решительность.
Мария Фридман, служившая в разведке Первой дивизии НКВД, вспоминала, как ей пришлось повоевать с однополчанами-мужчинами. “Не дашь по зубам - пропадешь! В конце концов разведчики сами стали меня оберегать от “чужих” поклонников: раз никому, так никому”, - говорила Фридман.
О том, как тяжело было устоять, рассказала в своей книге Екатерина Романовская, прошедшая войну простой связисткой. Она первая среди женщин-ветеранов откровенно описала жизнь девушек на фронте: от боев до сексуальных домогательств и любви.
Романовская оказалась объектом притязаний пожилого командира дивизии. Чтобы затащить девушку в постель, тот распорядился, чтобы молодая связистка дежурила по ночам у телефона в его землянке. В одно из дежурств ее ждал накрытый стол.
ЦГКФФА Украины им. Г.С.Пшеничного
Свою будущую жену Раису Курченко (на фото - справа) маршал Родион Малиновский (слева) встретил на фронте в 1943-м и для начала сделал ее завстоловой. А в супруги взял уже после войны
“Появилось пол-литра коньяка в хрустальном графинчике, жареный картофель, яичница, сало, банка рыбных консервов и два прибора”, - пишет Романовская. В то время под Сталинградом, где происходили описываемые события, красноармейцы голодали, а тут такие яства.
После четвертой рюмки комдив предложил девушке стать его ППЖ. Обещал одевать, кормить, возить на машине и, где возможно, представлять женой. Романовская отказала полковнику, который был старше ее на 22 года, ответив, что пошла на фронт воевать, а не романы крутить.
Комдив отступил. Однако впоследствии предложил Романовской выйти за него замуж. Получив и здесь от ворот поворот, полковник разозлился, неудачно попытался взять ее силой. А после стал пакостить. У Романовской были романтические отношения с капитаном соседнего полка, и когда полковник узнал об этом, он отправил связистку в штурмовую роту, откуда редко кто возвращался живым. А соперника под давлением комдива перевели в другое соединение.
Голодным солдатам было не до баб, но начальство добивалось своего любыми способами, от грубого нажима до самых изысканных ухаживаний
Николай Никулин, искусствовед и бывший рядовой артиллерист, автор пронзительных воспоминаний, писал: “Голодным солдатам было не до баб, но начальство добивалось своего любыми способами, от грубого нажима до самых изысканных ухаживаний. Среди кавалеров были Ромео на любой вкус: и спеть, и станцевать, и красиво поговорить, а для опытных - почитать [Александра] Блока или [Михаила] Лермонтова”.
Результат таких ухаживаний, как правило, - беременность и отправка в тыл, что на языке военных канцелярий называлось “поездка по приказу 009”. Приказ этот, по рассказам Никулина, был популярен. Так, в его части из 50 прибывших в 1942 году женщин до конца войны остались только две.
Правда, по приказу 009 уходили не только ППЖ - нередко беременность была следствием настоящих чувств. Тем более что на фронте они обострялись. Вот что об этом говорила санинструктор танкового батальона Нина Вишневская. Однажды со своей частью она попала в окружение.
“Мы уже решаем: ночью или прорвемся, или погибнем. Думалось, что, скорее всего, погибнем. Сидим мы, ждем ночи, чтобы сделать попытку прорваться, и лейтенант, лет ему 19 было, не более, говорит: “Ты хоть пробовала?”. - “Нет”. - “И я тоже еще не пробовал. Вот умрешь и не узнаешь, что такое любовь”.
Ветеран-санинструктор подчеркивала, что это и было самым страшным - не то, что тебя убьют, а то, что умрешь, не узнав всей полноты жизни. “Мы шли умирать за жизнь, еще не зная, что такое жизнь”, - вспоминала Вишневская.
Этот материал опубликован в №10 журнала Корреспондент от 15 марта 2013 года. Перепечатка публикаций журнала Корреспондент в полном объеме запрещена. С правилами использования материалов журнала Корреспондент,опубликованных на сайте Корреспондент.net, можно ознакомиться .
Походно-полевые жёны - так называли фронтовых подруг на Великой Отечественной войне.
Оторванные от своих семей генералы и офицеры Красной армии заводили «гражданских жен» из числа женщин-военнослужащих. Врачи, санитарки, телефонистки и радистки с привлекательной внешностью сталкивались с повышенным вниманием со стороны своих сослуживцев мужского пола. С особой настойчивостью ухаживали командиры разных рангов. Офицерский состав в отличие от простых солдат могли себе позволить «закрутить роман». Походно-боевые жёны начинали отношения с офицерами по любви или по расчету. Даже некоторые представители высшего командования имели подобных сожительниц. Например, маршал Жуков свою боевую подругу назначил личной медсестрой и удостоил множества наград. Всю войну они прошли вместе.
У генерала Власова до перехода на сторону врага были две походно-полевые жены: военврач Агнесса Подмазенко и повар Мария Воронова . Подмазенко даже забеременела от Власова, и генерал отправил ее рожать в тыл. Она родила ему сына и получила 5 лет лагерей «за связь с изменником родины». Присутствие походно-боевых жён на фронте знаменовалось следующими событиями: - ненависть законных жен из тыла к фронтовым подругам; - презрение простых солдат; - страх «ссылки» в горячую точку и трибунала. Женщина, которая забеременела, лишалась аттестата. Для простых санитарок это означало катастрофу. История фронтовой любви зачастую имела временный характер. Она заканчивалась смертью или разлукой после окончания войны. Только некоторым походно-полевым женам все же удалось зарегистрировать свои отношения с «боевыми» товарищами. [С-BLOCK]
Несмотря на наличие в тылу законной жены офицеры Красной армии вступали в отношения с временными сожительницами. При этом многие старались не предавать подобные ситуации широкой огласке или присваивать ей статус моральной низости. Интересно, что маршал Жуков предпринял решительные действия в борьбе с моральным разложением солдат и издал приказ по удалению из штабов и командных пунктов практически всех женщин.
«СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО. Приказ войскам Ленинградского фронта № 0055 гор. Ленинград 22 сентября 1941В штабах и на командных пунктах командиров дивизий, полков имеется много женщин под видом обслуживающих, прикомандированных и т. п. Ряд командиров, потеряв лицо коммунистов , просто сожительствуют…Приказываю:Под ответственность Военных Советов армий, командиров и комиссаров отдельных частей к 23.09.41 г. года удалить из штабов и командных пунктов всех женщин. Ограниченное количество машинисток оставить только по согласованию с Особым отделом. Исполнение донести 24.09.41 г. Подпись: Командующий Ленинградским фронтом Герой Советского Союза генерал армии Жуков.»
Знаменитый советский поэт Симонов в своем стихотворении «Лирическое» называл военно-полевых жен утешительницами:
Мужчины говорят: война…
И женщин наспех обнимают.
Спасибо той, что так легко,
Не требуя, чтоб звали милой,
Другую, ту, что далеко,
Им торопливо заменила.
Она возлюбленных чужих
В недобрый час согрела их Теплом неласкового тела.
За такое произведение его едва не лишили партбилета.
Правовых регуляторов отношений между военнослужащими разных полов не существовало, пишет полковник юстиции Вячеслав Звягинцев . Сожительства в воинских коллективах часто квалифицировались как бытовое разложение и заканчивались наложением на виновных дисциплинарных и партийных взысканий либо осуждением офицерским судом чести. Но в архивах военно-судебного ведомства остался след и более сложных коллизий между мужчинами и женщинами, которые разворачивались в военное время. Вплоть до судебного преследования.
Например, в докладе председателя военного трибунала Северного фронта приведен следующий пример. Командир 3 взвода прожекторного батальона гвардии старший лейтенант Баранов Е. Г., сожительствовавший с женщиной-красноармейцем Ш., и, видимо, закативший ей сцену ревности, сопровождавшуюся избиением, обвинялся органами следствия по ст. ст. 74 ч.2, 193-17 п. «д» и 193-2 п. «г» УК РСФСР. Военный трибунал 82 дивизии дело прекратил в подготовительном заседании только потому, что Баранов к этому времени вступил с Ш. в законный брак.
Во многих советских / российских кинофильмах о войне есть забавные сцены, когда некий «Ромео окопный» в промежутке между боями пытается ночью посетить землянку медсестры или кухарки, и та непременно треснет его чем-то, отгоняя от себя, после чего раздается хохот остальных солдат. На самом деле за такими эпизодами скрывается глубокий трагизм военной судьбы советских женщин.
Ведь, как вспоминают фронтовички, такое явление тогда было распространенным, и некоторые из них, чтобы оградить себя от него, вынуждены были сожительствовать с кем-то одним. Желательно с офицером, который мог защитить от назойливых поклонников. Эта категория женщин среди солдат получила название «походно-полевая жена» или сокращенно ППД.
Иными словами, ППД — это любовницы офицерского состава Красной армии, которые в обмен на опеку со стороны мужчин должны были заменять им жен — прежде всего удовлетворять сексуально. Распространенным такое явление было в тылу армии, а не на передовой. После войны любовники практически всегда расставались, и мужчины возвращались к своему довоенному образу семейной жизни. Хотя были и исключения из правил.
Ветеран Исаак Кобылянский в воспоминаниях пишет, что среди военных командиров действовал неписаный порядок: о всех прибывших в полк женщинах строевая часть сначала докладывала командиру, его заместителям и начальнику штаба. По итогам доклада, «смотрин», а порой и короткого собеседования определялось, куда (это часто означало, кому в постель) направят новую однополчанку.
Обычно зачисление в штат происходило на должности, которым женщины не соответствовали по навыкам, что в определенной степени затрудняло работу в штабах, но кадровики должны были мириться с таким положением вещей. Фронтовой переводчик Ирина Дунаевская писала в дневнике, что в декабре 1943 года после ранения ее отправили в расположение нового полка, но достаточно быстро отправили обратно, потому что возвращалась из больницы предыдущая переводчица. Попытки кадровика оставить ее в штабе за счет заимствованной в одном из полков штатной должности переводчика не дали результатов. «Выяснилось, что хоть переводчиков действительно нет, должностей тоже нет — на них числятся командные ППД, разные там секретарши, машинистки».
Ветеран войны Н.Посылаев, вспоминая это явление, говорил: «Пусть простят меня фронтовички, но говорить буду о том, что видел сам. Как правило, женщины попав на фронт, быстро становились любовницами офицеров. А как иначе, если женщина сама по себе, домогательствам не будет конца. Другое дело, когда при ком-нибудь… «походно-полевые жены» были практически у всех офицеров … ».
Военные одной из частей Калининского фронта во время отдыха, 1941-1942.
Конечно, в высказываниях мужчин-ветеранов есть определенный процент преувеличения (например, трудно поверить, чтобы у каждого офицера на фронте была ППД), но факт наличия такого института в красной армии опровергнуть сложно.
Эта тема специфическая и раздражительная для постсоветского общества. Представляется, что в этом вопросе мы стали заложниками советской традиции писания о войне в идеалистическом ключе, избегая фронтовой реальности и выкристаллизовывая некий благородный образ солдата. Скажем, англичанина или американца фактами о сексе между военными во Второй мировой войне не удивишь. Они понимают, что это нормальное природное явление.
Для наших людей среднего возраста половая жизнь на фронте — сенсация. Ведь война в привычных для них советских фильмах и книгах — это только героизм и доблесть тогдашних солдат. О том, что солдат мог на фронте спать с женщиной, даже не представляли. Хотя половое влечение к противоположному полу — нормальное явление для здорового человека, даже на войне. Другое дело — соответствует ли оно принципам нравственности, все ли происходит по обоюдному согласию без принуждения и шантажа.
Отрицательным моментом была невозможность для красноармейца легально снять сексуальное напряжение. В других армиях распространенным было использование борделей, но в советской армии их не было. Правда, по словам генерала Николая Антипенко летом 1944 года для советских офицеров были открыты с согласия верховного командования два борделя. Назывались они «дома отдыха». Эксперимент быстро провалился. Первая группа офицеров после 3-недельного отдыха вернулись на фронт, прихватив с собой своих новых подружек.
Не было в советском армии и практики отпусков — в отличие от вермахта, когда солдаты могли несколько недель отдохнуть от боевых действий, побыть с женами или невестами.
В красной армии даже ходили слухи, что женщин направляют на военную службу специально, с целью удовлетворять сексуальные потребности мужчин.
Собственно это является одной из причин появления ППД среди советских военных. Другая причина — ощущение постоянной угрозы жизни, что часто приводило к деморализации. Известная российская оперная певица Галина Вишневская (на фронте служила в штабе ПВО) в своих воспоминаниях «История жизни» довольно точно описала состояние женщин и солдат в то время: «В те страшные годы, когда на плечи женщин легла такая непомерная нагрузка, много было разрушено жизней. Женщины пили наравне с мужчинами, курили махорку… Потеря мужей и женихов приводила к моральному падению многих».
Однако, по мнению автора, главной причиной существования института ППД в красной армии была проблема морального разложения ее командного состава и руководства СССР. И оно произошло не в ходе Второй мировой войны, а еще в 1920-1930-х годах. Германо-советская война лишь усугубила и обнажила эту проблему.
В те времена большинство партийных руководителей имели любовниц и не стеснялись этого. Обычно любовные приключения коммунистическим бонзам вспоминали, когда они попадали в опалу.
Аморальности в жизни партийных вождей хватало. Иосиф Сталин еще в начале политической деятельности жил с 14-летней девочкой Лидой Перепригиной, отбывая ссылку в Туруханском крае. Несовершеннолетняя даже родила от него двоих детей, но будущий «вождь народов» не признал их своими. Такие факты из жизни Сталина описаны в секретном письме руководителя КГБ Ивана Серова Никите Хрущеву от 18 июля 1956 года. Со второй половины 1930-х годов любовницами вождя были актрисы, певицы и балерины Большого театра: Наталья Шпиллер, Валерия Барсова, Вера Давыдова, Марина Симонова, Ольга Лепешинская.
О сексуальных «подвигах» Лаврентия Берии в ЦК ходили легенды. В своих притязаниях он не останавливался ли не перед чем. Так, одна из его любовниц Нина Алексеева уверена, что по приказу Берии расстреляли ее жениха.
Не лучше была ситуация в среде высшего военно-командного состава Красной армии. «Походно-полевых жен» имели большинство военных от маршалов до офицеров. Среди маршалов это были Георгий Жуков, Андрей Еременко, Иван Конев, Родион Малиновский, Константин Рокоссовский. Двое последних после войны свои отношения оформили брачными узами.
Маршал Родион Малиновский с женой Р.Курченко, а также деятели УССР Л.Г.Мельников и Д.С.Коротченко (в центре) на вокзале в Киеве, 27 октября 1948 года.
Малиновский во время войны был вдовцом. Со второй женой познакомился на фронте летом 1943 года, при вручении орденов солдатам и сержантам (Раиса была среди награжденных). Она настолько понравилась генералу, что он выяснил, где девушка служит и приказал перевести ее к себе в штаб. Женщина была моложе его на 17 лет. Сначала она была его ППД. Однако в июне 1945 они вместе прибыли на «победный» прием в Кремль. Ни один из присутствующих маршалов и генералов не был замечен там со своей ППД. В 1946 пара поженилась, в браке прожили 25 лет, имели двоих детей.
В общем, в ходе войны, проблема ППД разрослась до огромных размеров, о чем свидетельствуют даже архивные документы. В начале руководство пыталось бороться с этим явлением. Пары разводили, разводя по разным дивизиях и фронтам. Но так было где-то до конца 1942 года, затем на них «махнули рукой». Лев Копелев пишет в мемуарах, что тогда по войскам прошел слух, будто Сталин сказал: «Не понимаю, почему наказывают боевых командиров за то, что они спят с женщинами. Ведь это естественно, когда человек спит с женщиной. Вот если человек спит с мужчиной, то это неестественно, и тогда нужно наказывать. А так зачем? »
Обычно рядовые бойцы к ППД относились с презрением, слагали о них пошлые анекдоты и непристойные стишки. Вина за это частично лежала на самых «держателях» ППД. Ведь эти мужчины, имея большую власть, создавали любовницам очень комфортные по фронтовыми меркам условия. «Жены», находясь на воинских должностях, часто жили при штабе в тылу и о войне имели смутное представление. Получали военные награды без надлежащих оснований — чаще всего медаль «За боевые заслуги», известную в солдатском фольклоре как медаль «За половые услуги».
Военные одной из частей Юго-Западного фронта во время отдыха, 1941-1942
В первые послевоенные годы женщин, вернувшихся с фронта, советское общество встречало с прохладцей. Их делили на «правильных» и «неправильных», ППД или не ППД, а практически всех называли «фронтовичка» или «фронтовая». Тогда эти слова, в отличие от сегодняшнего времени, вызывали не уважение, а скорее осуждение, так как содержали обвинения в доступности, безнравственности. Тем более, что многие из них вернулись с фронта беременными. Понятно, что большинство «тыловых» женщин предполагали, что «фронтовичка» могла в теории спать с ее мужем, а это вызвало ревность, злость и презрение.
«Нам даже говорили: «Чем заслужили свои награды, туда их и вешайте». Поэтому сначала не хотели носить ни ордена, ни медали. Вот как нас сначала встретили», — вспоминала Юдифь Голубкова. Ветеранка Нина Афанасьева отмечает, что в первые послевоенные годы отношение к ним было плохим: «От посторонних можно было услышать: «фронтовая», «фронтовичка». Лет пять после войны это продолжалось. Многие не говорили, что воевали, стеснялись».
И что с того, что в среде, где некоторое время находится много молодых людей противоположного пола, трудно избежать сексуальных отношений, романов и притязаний?
Фотографии — с ЦГКФФА Украины им. Г.С.Пшеничного.
Андрей Дышев
ППЖ. Походно-полевая жена
Один Бог знает, как там - в Афгане, в атмосфере, пропитанной прогорклой пылью, на иссушенной, истерзанной земле, где вклочья рвался и горел металл, где окровавленными бинтами, словно цветущими маками, можно было устлать поле, где бойцы общались друг с другом только криком и матом - как там могли выжить женщины; мало того! как они могли любить и быть любимыми, как не выцвели, не увяли, не превратились в пыль? Один Бог знает, один Бог…
Клянусь говорить правду, только правду и ничего, кроме правды.
Глава последняя
Начальник политотдела, олицетворение моральной чистоты, эталон безупречного поведения в службе и в быту, еще раз обрушил свой тяжелый кулак на дверь. Алкоголь притупил восприимчивость, и полковник не почувствовал боли.
Герасимов, открывай!
Подполковник Куцый, заместитель начпо, стоял рядом и, сжимаясь подобно потревоженной улитке, с трепетом ожидал развязки. Его внешность оправдывала фамилию. Подполковник в сравнении со своим начальником выглядел мелким, каким-то пришибленным, недоразвитым. У него были узкие плечи, настолько узкие, что даже свисали края погон. Песочного цвета куртка-афганка скукожилась на рахитичной груди. И голова была мелкая, сплюснутая с боков.
Вот же сука! - пробормотал главный коммунист дивизии и ударил в дверь еще раз.
Казарма затаилась. Солдатам, которые оказались свидетелями этой сцены, было интересно. Редкостное зрелище! Большой начальник пытается взять командира шестой роты старшего лейтенанта Герасимова с поличным.
Куцый, как и положено активной шестерке начальника политотдела, стал проявлять усердие.
Дневальный! Герасимов точно у себя? - крикнул он солдату, который стоял у тумбочки и с трудом подавлял веселье.
Так точно, товарищ подполковник. У себя.
Солдаты бродили по казарме, делая вид, что заняты своими делами. Всем было страшно интересно, чем же все закончится.
Наверняка пьян и спит, - предположил Куцый. - На парткомиссии сгною…
Старшину сюда! - взревел начпо.
Старшина!! - громче подтявкнул Куцый.
Старшина Нефедов не обнаружился. Он знал о происходящем и наблюдал за обстановкой издалека. Начальник политотдела был ему до лампочки. Как, собственно, любой штабной офицер. Нефедов не состоял в партии, комсомол тоже ему на хер не нужен был. На криминале его ни разу не поймали. Прицепиться к прапорщику было трудно. Он не пропустил ни одной войны - а чем здесь еще можно было испугать?
- …твою мать!! - теряя контроль над собой, взревел начпо. Его мрачное, одутловатое лицо побагровело. - Здесь есть кто-нибудь из офицеров? Монтировку мне!!
Боец, бегом принеси лом!! - срываясь на фальцет, крикнул Куцый дневальному.
Приближался финал. Сладкая развязка. Клетка захлопнулась, и птичка наконец-то попалась. Куцый лично видел, как Герасимов провел в распоряжение роты медсестру из медсанбата Гульнору Каримову. Десятки раз ему доносили об отношениях командира шестой роты и медсестры стукачи, но впервые Куцему удалось увидеть это собственными глазами.
Не стой! Сбегай за ломом! - прохрипел начпо. Он сам уже не рисковал отойти от двери, чтобы не упустить птичку. Куцый метнулся к выходу из модуля, хватая за рукава всякого солдата, оказавшегося рядом: «Лом! В этой гребаной роте есть лом или нет? Бегом лом мне!» Обделенный умом, он не понимал, что выглядит смешно и нелепо и солдаты едва скрывают улыбки.
Кто-то принес штыковую лопату.
Взламывай! - приказал солдату начпо.
Солдат был молодым, потому попался под руку Куцему. Он еще боялся начальников больше войны и потому без промедления воткнул ржавый штык между наличником и дверью. Дверь заскрипела. Солдат осторожно надавил на черенок. В душе бойца метались противоречивые чувства. С одной стороны, он тупо следовал приказу. Но в то же время краем мозга осознавал, что за сломанный замок придется отвечать перед командиром роты.
Дело застопорилось. У начпо повысилось артериальное давление от нетерпения. Он во всех деталях представлял себе эту сладостную сцену: тррррах! дверь срывается с петель, и он видит бледного, затравленного Герасимова. Офицер стоит посреди кабинета и торопливо застегивает ширинку. Где-то в углу, пытаясь уменьшиться в размерах, раствориться, стать невидимой, мечется, путается в одеждах Гуля Каримова. У нее заела «молния» на джинсах, никак не удается застегнуть их. Белый батник с вышитыми на груди желтыми звездами надет наизнанку, воротник перекосило, в разрезе виден лифчик со спутавшимися лямками. Смазливая кукла, судорожно комкающая свой открывшийся всем позор… Но нет, нет, Гуля меньше всего интересует начпо! Он глянет на нее только мельком, губы его дрогнут в презрительной усмешке, и он тотчас переведет взгляд на Герасимова. Вся спесь сойдет с этого пацана в этот постыдный момент. Вся его напускная гордость исчезнет без следа! Начпо посмотрит в глаза ротного - в них будет раскисать самая лакомая его добыча, ради которой он сейчас раздувается перед обитой авиационным дюралем дверью. Страх и унижение, жалкий взгляд побежденного - вот что надо было начальнику политотдела. Увидеть страх и унижение в глазах Герасимова! Кто-нибудь может себе представить это величайшее удовольствие?
Этот момент был слишком близок, чтобы у начпо хватило терпения смотреть на то, как солдат ковыряет кончиком лопаты в дверной щели. Он выхватил лопату у солдата и со всей дури ударил в середину двери. Куцый на всякий случай отступил на шаг - начпо мог нечаянно задеть его древком. Грохот разлетелся по казарме. Солдаты уже не бродили, они держались на приличном расстоянии, глядя на полковника, как на клоуна посреди цирковой арены.
Герасимов!! - рявкнул начпо, в последний раз предлагая ротному добровольно сдаться.
И тут произошло нечто необъяснимое. Кто-то приблизился к начальнику политотдела со спины - слишком близко, явно перейдя черту субординации.
Вызывали, товарищ полковник?
Начпо опустил лопату и повернул голову. Перед ним стоял Герасимов. Старший лейтенант Герасимов, командир шестой роты. Сухой, как вобла, коричневый от солнца, постриженный наголо. И эти глаза, эти поганые бесстрашные глаза, холодные, бесстрастные, как стекляшки с бездонной синевой.
Начальник политотдела едва сдержался, чтобы не ударить Герасимова штыком - в переносицу, точь-в-точь между этих нахальных глаз. Опустил лопату. Сердце колотилось с частотой сто сорок ударов в минуту. Полковника корежило от ненависти.
Где был? - едва разжимая зубы, процедил начпо.
В медсанбате на перевязке, - спокойно ответил Герасимов.
Ты, плядь, почему не открывал, мы к тебе уже полчаса ломимся!! - закричал Куцый.
Солдаты, наблюдавшие за происходящим, прыснули от смеха. Куцый стал малиновым. Начпо мысленно выругался в адрес своего заместителя, редкостного дегенерата, подвинул его локтем в сторону, встал едва ли вплотную к Герасимову, прикоснувшись к нему округлым животом.
Начпо сжал кулаки. Он знал, что Герасимов врет, врет, врет, у него рыльце в пушку, он тоже подонок, тоже трус, тоже плядун, вор, пьяница и скотина! Такой же, такой же! Ничуть не лучше остальных, ни на граммульку, ни на капельку. Потому что здесь все такие, все до одного! Но, подлец, не сдается, не колется, не скручивается в узел под гнетущим взглядом начпо. Ну, говно, все равно сломаю! Все равно размажу по плацу! Хер тебе, а не второй орден! И заменишься ты у меня в Забайкалье, в самый гнилой гарнизон, и там, уёпище, будешь свою гордыню демонстрировать до конца жизни!
От тебя пахнет водкой! - пророкотал начпо.
Вы ошибаетесь.
Идиотская лопата! Куда ее теперь деть? Солдаты ухохатываются. Ублюдочная рота! Ублюдочная дивизия! Эти уроды не почитают офицера с большими звездами. Начпо для них - хер собачий! В Союзе при виде начальника политотдела молодые солдаты ссутся от страха. А здесь возомнили себя героями, никого не боятся. Вы, скоты, у меня попляшете. Вы у меня из боевых выползать не будете! Вы у меня месяцами на точках гнить будете! Чтоб вы все обосрались от дизухи и тифа. Черти грязные!
Куцый, очистите казарму, - произнес начпо, давясь словами.
Пошли все вон!! - завопил Куцый.
Начпо навалился на Герасимова взглядом. Этого взгляда боялись почти все офицеры. Особенно те, кто делал себе карьеру, планировал поступать в академию или мечтал замениться в престижный округ - в Одесский или, скажем, Киевский. Герасимов, сучонок, был еще молод для академии. Должность комбата не выпрашивал. Хорошее местечко в Союзе не высматривал. Он вообще ничего не хотел. Завел себе, гаденыш, бабу, сожительствует с ней и думает, что будет как сыр в масле, пока не надоест. И пофиг ему начальник политического отдела дивизии… Ничего. Не таких здесь ломали. Герасимов - коммунист. А эта удавка пострашнее войны. В Союзе у него жена. Здесь - ППЖ, Гуля Каримова. На партийном языке это называется аморальное поведение. В два счета можно вылететь из партии. А исключения из КПСС врагу не пожелаешь. Конец карьере. В академию не поступишь, должность не получишь. Будешь до конца своих дней торчать в каком-нибудь вшивом гарнизоне. Начпо запросто может поломать Герасимову жизнь. Запросто!
=Фронтовая любовь="...Конечно, там, на фронте, любовь была другая. Каждый знал, что ты можешь любить сейчас, а через минуту может этого человека не быть. Ведь вот, наверное, когда мы в мирных условиях любим, мы ведь не с таких позиций смотрим. У нашей любви не было сегодня, завтра… Уж если мы любили, значит, любили. Во всяком случае,вот неискренности там не могло быть, потому что очень часто наша любовь кончалась фанерной звездой на могиле..."…
"Про любовь спрашиваете? Я не боюсь сказать правду... Я была “пэпэже”, то, что расшифровывается - походно-полевая жена. Жена на войне. Вторая. Незаконная.
Первый командир батальона...Я его не любила. Он хороший был человек, но я его не любила. А пошла к нему в землянку через несколько месяцев. Куда деваться? Одни мужчины вокруг, так лучше с одним жить, чем всех бояться. В бою не так страшно было, как после боя, особенно, когда отдых, на переформирование отойдем. Как стреляют, огонь, они зовут: "Сестричка! Сестренка!", а после боя каждый тебя стережет...
Из землянки ночью не вылезешь... Говорили вам это другие девчонки или не признались? Постыдились, думаю... Промолчали. Гордые! А оно все было... Потому что умирать не хотелось... Было обидно умирать, когда ты молодой... Ну, и для мужчин тяжело четыре года без женщин...
В нашей армии борделей не было, и таблеток никаких не давали. Где-то, может, за этим следили. У нас нет. Четыре года... Командиры могли только что-то себе позволить, а простой солдат нет. Дисциплина. Но об этом молчат... Не принято... Нет... Я, например, в батальоне была одна женщина, жила в общей землянке. Вместе с мужчинами.
Отделили мне место, но какое оно отдельное, вся землянка шесть метров. Я просыпалась ночью оттого, что махала руками - то одному дам по щекам, по рукам, то другому. Меня ранило, попала в госпиталь и там махала руками. Нянечка ночью разбудит: "Ты - чего?" Кому расскажешь?
Первого командира убило осколком мины.Второй командир батальона...
Я его любила. Я шла с ним в бой, я хотела быть рядом. Я его любила, а у него была любимая жена, двое детей. Он показывал мне их фотографии. И я знала, что после войны, если останется жив, он вернется к ним. В Калугу. Ну и что? У нас были такие счастливые минуты! Мы пережили такое счастье! Вот вернулись... Страшный бой... А мы живые... У него ни с кем такое не повторится! Не получится! Я знала... Я знала, что счастливым он без меня не будет. Не сможет быть счастливым ни с кем так, как мы были с ним счастливы на войне. Не сможет... Никогда!..
В конце войны я забеременела. Я так хотела... Но нашу дочку я вырастила сама, он мне не помог. Палец о палец не ударил. Ни одного подарка или письма. Открыточки. Кончилась война, и кончилась любовь. Как песня... Он уехал к законной жене, к детям. Оставил мне на память свою фотокарточку. А я не хотела, чтобы война кончалась...
Страшно это сказать... Открыть свое сердце... Я - сумасшедшая. Я любила! Я знала, что вместе с войной кончится и любовь. Его любовь... Но все равно я ему благодарна за те чувства, которые он мне дал, и я с ним узнала. Вот я его любила всю жизнь, я пронесла свои чувства через годы. Мне уже незачем врать. Я уже старая. Да, через всю жизнь! И я не жалею.
Дочь меня упрекала: "Мама, за что ты его любишь?" А я люблю... Недавно узнала - он умер. Я много плакала... И мы даже из-за этого поссорились с моей дочерью: "Что ты плачешь? Он для тебя давно умер". А я его и сейчас люблю. Вспоминаю войну, как лучшее время моей жизни, я там была счастливая...
Только, прошу вас, без фамилии. Ради моей дочери..."Софья К-вич, санинструктор
"Мы были живые, и любовь была жива....Раньше это был большой позор – на нас говорили: ППЖ, полевая, подвижная жена. Говорили, что нас всегда бросали. Никто никого не бросал! Иногда, конечно, что-то не складывалось, так и сейчас бывает, сейчас даже чаще. Но в основном сожители или погибали, или до конца дней доживали со своими законными мужьями.
Мой брак полгода был незаконным, но мы прожили с ним 60 лет. Его звали Илья Головинский, кубанский казак. Я пришла к нему в блиндаж в феврале 1944 года.
–Как же ты шла? – спрашивает.
–Обыкновенно.
Утром он говорит:
–Давай, я тебя провожу.
–Не надо.
–Нет, я тебя провожу.
Мы вышли, а кругом написано: "Мины, мины, мины". Оказывается, я к нему шла по минному полю. И прошла".Анна Мишле, санинструктор
"Прибыли на Первый Белорусский фронт... Двадцать семь девушек. Мужчины на нас смотрели с восхищением: "Ни прачки, ни телефонистки, а девушки-снайперы. Мы впервые видим таких девушек. Какие девушки!" Старшина в нашу честь стихи сочинил. Смысл такой, чтобы девушки были трогательными, как майские розы, чтобы война не покалечила их души.
Уезжая на фронт, каждая из нас дала клятву: никаких романов там не будет. Все будет, если мы уцелеем, после войны. А до войны мы не успели даже поцеловаться. Мы строже смотрели на эти вещи, чем нынешние молодые люди. Поцеловаться для нас было - полюбить на всю жизнь. На фронте любовь была как бы запрещенной, если узнавало командование, как правило, одного из влюбленных переводили в другую часть, попросту разлучали. Мы ее берегли-хранили. Мы не сдержали своих детских клятв... Мы любили...
Я думаю, что если бы я не влюбилась на войне, то я бы не выжила. Любовь спасала. Меня она спасла..."
Софья Кригель, старший сержант, снайпер
"- Но ведь была любовь?
- Да, была любовь. Я ее встречала у других. Но вы меня извините, может, я и не права, и это не совсем естественно, но я в душе осуждала этих людей. Я считала, что не время заниматься личными вопросами. Кругом зло, смерть, пожар. Мы каждый день это видели, каждый час. Невозможно было забыть об этом. Ну, невозможно, и все. Мне кажется, что так думала не одна я."Евгения Кленовская, партизанка
Я многое забыла, почти все забыла. А думала, что не забуду. Ни за что не забуду.
Мы уже шли через Восточную Пруссию, уже все говорили о Победе. Он погиб... Погиб мгновенно... От осколка... Мгновенной смертью. Секундной. Мне передали, что их привезли, я прибежала... Я его обняла, я не дала его забрать. Хоронить.В войну хоронили быстро: днем погиб, если бой быстрый, то сразу собирают всех, свозят отовсюду и роют большую яму. Засыпают. Другой раз одним сухим песком. И если долго на этот песок смотреть, то кажется, что он движется. Дрожит. Колышется этот песок. Потому что там... И я не дала его тут же хоронить. Хотела, чтобы еще была у нас одна ночь. Сидеть возле него. Смотреть... Гладить...
Утром... Я решила, что увезу его домой. В Беларусь. А это - несколько тысяч километров. Военные дороги... Неразбериха... Все подумали, что от горя я сошла с ума. "Ты должна успокоиться. Тебе надо поспать". Нет! Нет! Я шла от одного генерала к другому, так дошла до командующего фронтом Рокоссовского. Сначала он отказал... Ну, ненормальная какая-то! Сколько уже в братских могилах похоронено, лежит в чужой земле...
Я еще раз добилась к нему на прием:
- Хотите, я встану перед вами на колени?
-Я вас понимаю... Но он уже мертвый...
- У меня нет от него детей. Дом наш сгорел. Даже фотографии пропали. Ничего нет. Если я его привезу на родину, останется хотя бы могила. И мне будет куда возвращаться после войны.Молчит. Ходит по кабинету. Ходит.
- Вы когда-нибудь любили, товарищ маршал? Я не мужа хороню, я любовь хороню.
Молчит.
- Тогда я тоже хочу здесь умереть. Зачем мне без него жить?
Он долго молчал. Потом подошел и поцеловал мне руку.
Мне дали специальный самолет на одну ночь. Я вошла в самолет... Обняла гроб... И потеряла сознание..."Ефросинья Бреус, капитан, врач
"Влюбился в меня командир роты разведчиков. Записочки через своих солдат пересылал. Я пришла к нему один раз на свидание. "Нет, - говорю. - Я люблю человека, которого уже давно нет в живых". Он вот так близко ко мне придвинулся, прямо в глаза посмотрел, развернулся и пошел. Стреляли, а он шел и даже не пригибался...
Вот я чувствовала... Будто я перед ним виновата... “
Ольга Омельченко, санинструктор стрелковой роты
"Только недавно узнала я подробности гибели Тони Бобковой. Она заслонила от осколка мины любимого человека. Осколки летят - это какие-то доли секунды... Как она успела? Она спасла лейтенанта Петю Бойчевского, она его любила. И он остался жить.
Через тридцать лет Петя Бойчевский приехал из Краснодара и нашел меня на нашей фронтовой встрече, и все это мне рассказал. Мы съездили с ним в Борисов и разыскали ту поляну, где Тоня погибла. Он взял землю с ее могилы... Нес и целовал...".
Нина Вишневская, старшина, санинструктор танкового батальона
"Начальником штаба был старший лейтенант Борис Шестерёнкин. Он на два года всего-то старше меня.
И вот он стал, как говорится, предъявлять претензии ко мне, без конца ко мне приставать... А я говорю, что я шла на фронт не для того, чтоб замуж выходить или любовь какую-то крутить, я воевать пришла!Когда у меня командиром был Горовцев, тот ему всё время говорил: "Оставь старшину! Не трогай её!» а при новом командире начштаба распустился совсем, стал без конца ко мне приставать. Я его послала на три буквы. А он мне: "Пять суток". Я развернулась, и говорю: "Слушаюсь, пять суток!" Вот и всё.
Командир роты сходила к начштаба, взяла у него направление, выписку, и повели меня на гауптвахту. Гауптвахта была в землянке. Привели туда, а там 18 девушек сидит! Две комнаты в землянке, но окна только наверху есть.
Вечером писарь мне несёт подушку и одеяло. Она суёт их вечером мне и говорит: "Шестерёнкин прислал", а я говорю: "Подушку и одеяло отнеси ему назад и скажи, пусть он под жопу себе положит". Я тогда настырная была! "
Нина Афанасьева, старшина женского запасного стрелкового полка
"У нас - комбат и медсестра Люба Силина... Они любили друг друга! Это все видели... Он шел в бой, и она... Говорила, что не простит себе, если он погибнет не на ее глазах, и она не увидит его в последнюю минуту. "Пусть, - хотела, - нас вместе убьют. Одним снарядом накроет". Умирать они собирались вместе или вместе жить.
На войне я стал лучше... Несомненно! Как человек я стал там лучше, потому что там много страдания. Я видел много страдания и сам много страдал. И там неглавное в жизни стразу отметается, оно лишнее. Там это понимаешь... Но война нам отомстила. Но... В этом мы сами себе боимся признаться... Она догнала нас...Не у всех наших дочерей сложились личные судьбы. И вот почему: их мамы, фронтовички, воспитали так, как они сами воспитывались на фронте. И папы тоже. По той морали. А на фронте человек, я вам уже сказал, сразу был виден: какой он, чего стоит. Там не спрячешься.
Их девочки представления не имели о том, что в жизни может быть по-иному, чем в их доме. Их не предупредили о жестокой изнанке мира. Эти девочки, выходя замуж, легко попадали в руки проходимцев, те их обманывали, потому что обмануть их ничего не стоило..."
Саул Подвышенский, сержант морской пехоты